Писатель и общественный деятель в студии Радио «Комсомольская правда» - о том, чего нам не хватает на СВО, до каких высот могут добраться ветераны спецоперации, и об удивительных спиралях истории.
- Захар, сейчас много говорят о переговорах, о перемирии. А командиры на фронте, бойцы в окопах, они что думают? Готовы к переговорам или хотят воевать до Киева, Львова или Жешува?
- Мы не вправе говорить за всех. Есть люди выгоревшие, бесконечно уставшие. Есть которые просто несут вахту: возвращаются и уходят туда снова, как на работу. Есть кто нашел себя там, горит и ощущает себя готовым воевать еще больше, чем мы можем предположить. Это очень разные старты. Более того, можно из одной категории перейти в другую, потому что сегодня горишь, а завтра перегоришь. И наоборот. Какое бы ни было настроение на фронте, если это не какой-нибудь март 1917 года, то, в сущности, от настроения этого ничего не зависит.
- У нас есть две внутривидовые группы. Одна надеется получить мир и преференции через контакты с Европой и Трампом - проевропейская, прозападная. Другая считает, что с ними договариваться бесполезно, и чем теплее будут отношения с Глобальным Югом, тем лучше.
- В последней. И с особенным удовольствием говорю, что наши «западники» в очередной раз облажались: высказывания Трампа совершенно безобразные - он просто предложил Украине вернуться к границам 1991 года и сказал, что Европа поможет. Ну просто нахамил. Повел себя радикальнее, чем Байден.
В это время с нашими отношениями с Северной Кореей или красным поясом Латинской Америки не происходит ничего, они очень ровные и только улучшаются. Ну и про Африку тоже отдельный разговор. Это единственное направление, которое может нам обеспечить либо мир, либо победу. Чем ближе мы к ним, тем ближе вероятность нашей победы.
- Как показывает визит Путина в Китай, у нас все хорошо с южным поясом.
- Нехорошо в этом направлении вот что: если мы всерьез думаем, что там не замечают, как мы одновременно хотим передоговориться с Западом, то мы ошибаемся. Они видят, что мы пляшем в обе стороны, и боятся, что кого-нибудь киданём. У меня есть знакомые на предельно высоком уровне, они мне рассказывают, что даже в Китае (я уж не говорю про другие страны) основной вопрос в кулуарах: «А вы нас не кинете?», «Вы не передоговоритесь заново с Америкой?».
- Надо всегда про него помнить! Это же не просто одежда. Это было прямое послание Трампу, что если вы сейчас не будете с нами договариваться, мы пойдем по проторенным советским дорогам и передоговоримся там с другими персонажами.
- Есть ощущение, что в стране достаточно много тех, кто все-таки ждет, когда их поманят с Запада?
- 99,99% тех, кто за последние 33 года заработал состояние, имеют возможности и преференции, вклады на Западе. Какая-то часть (я таковых знаю) вовремя всё сюда перевели. А огромная часть - нет, конечно. Поэтому влияние бизнеса на политику огромное.
- Чем большего результата мы добьемся сегодня, тем меньше головной боли оставим следующим поколениям.
- Мы себе льстим. Мы еще молодые, и проблемы будут у нас. Вообразим, что Трамп сейчас на качелях опять качнется в обратную сторону, скажет, что Путин ему нравится, «изнасилует» Зеленского и заставит его заключить перемирие… Но это все ничего не весит. Даже Трамп может передумать, а уж следующий точно передумает. Любая перестановка сил в Европе и в США на следующий день, через месяц, через полгода обрушивает нас в состояние кромешной войны. Мгновенно.
- Демилитаризация и денацификация это называется.
- На Украине. А в Европе?
- Демилитаризация и денацификация на Украине лишает ядовитого жала самого наточенного на войну с нами игрока. Европа не готова воевать сама. Была бы полна задором, уже ввела бы войска. Но вся социология это показывает: они не хотят с русскими воевать. Не будет Украины, никто не будет воевать. Там должен реально прийти новый накачанный, харизматичный, любимый и уважаемый народом Гитлер - тогда возможно. Но Гитлера нет. Есть политические элиты, в меру подлые, в меру скоты, а сильной фашистской Европы для войны с нами нет.
ВКЛЮЧИТЬ «КП» ПО ВСЕМУ МИРУ…
- У вас есть друзья на Украине, знакомые?
- Несколько контактов есть, но, опасаясь за них, я не общаюсь. Большая часть сама перестала общаться. Я знал на Украине огромное количество людей, был частый гость и в Киеве, во Львове, других городах до 2014 года.
- Что думают с той стороны простые люди?
- Как и про нашу армию - к единому знаменателю не сведешь. Но в каждом крупном городе Украины есть сообщества, которые живут во «внутренней эмиграции», им все глубоко противно. Если думаете, что они в Одессе и в Харькове исчезли - не исчезли. А процентов 80% просто живут в сумраке сознания с телемарафонами, ТЦК и прочим.
- А Зеленский публикует опросы, что 60 - 70% населения готовы продолжать войну.
- Что дали бы опросы в Грозном в 1995 году? Это ничего не означает. Человек, во-первых, существо социальное. Во-вторых, реагирует на телевидение, радио и массовую пропаганду. Если все отключить в любой стране и включить «Комсомольскую правду», мы получим сильнейший изгиб восприятия мировой повестки…
- Это наша мечта.
- А должно быть задачей. Любой человек, кто изучал русскую историю, знает про бунты в прекрасных русских регионах - Якутия, Тыва, Калмыкия. Там такое происходило… Но приходит русский, говорит: «Вы чего натворили?» Они говорят: «Сами удивляемся». Месяц, другой, три года... и всё, уже башкиры мчатся на Париж, и роднее, чем башкир, не придумаешь. Это обычно. А уж тем более на Украине.
«СКАЖИТЕ УЖЕ ВСЕМ»
- Что происходит на фронте? Чувствуется, что мы по-другому воюем?
- Есть некоторые успехи с насыщением БПЛА, снят вопрос с нехваткой боеприпасов - мы оторвались от коллективного Запада в производстве. Не в разы, но, думаю, на 5 - 10 - 15%. Это тоже дает эффект. Это действенные вещи и это видно по карте боев: большие города не берем, но вперед продвигаемся. Конечно, дает эффект, что у нас в стране 145 миллионов человек, а на Украине меньше в разы. Значит, в разы больше добровольцев, и у нас не ездит ТЦК, а там ездит.
Но я хотел бы, чтобы мы отладили массовый завоз иностранцев. У нас очень многие стоят в очереди.
- Не получается из-за бюрократии?
- В системе никто не хочет эти решения принимать. Чтобы решить какой-то вопрос, нужно до Путина доходить. А пока не дошел, все думают: а если что-то случится, я подписал эту бумагу, я буду виноват…
- А людей нам хватает?
- У нас пополняются добровольцами части - полугодовые контракты заключают. Этот поток не бурный, но он не иссякает. Но нам еще не хватает пропаганды не только для тех, кто воюет, а ребятам 14 - 16 - 18 лет. Людям надо объяснять простые вещи: что Европа поставила цель уничтожить Россию.
- Так Путин регулярно говорит.
- Говорит, но в обществе ощущение, что «сейчас немножко, еще чуть-чуть - и всё, обратно поедем в Ниццу». Я хотел бы, чтобы каждое утро и каждый вечер кто-то сообщал, что Европа поставляла и поставляет бесконечное количество вооружений, желая нанести России военное поражение, которое повлечет захват российских территорий и власти с потерей суверенитета.
«ХОТЯТ ДОКАЗАТЬ, ЧТО КРУТЫЕ. И ПРАВИЛЬНО»
- Кто идет на СВО? Возрастные, воспитанные на советском еще духе? Или уже молодежь?
- Поначалу, конечно же, шли люди последнего советского поколения. Я менее всего ожидал, что пойдут молодые, но они пошли. Не скажу, что это повальное явление, но уровень патриотизма в российском обществе пошел на взлет. Как я замечаю, среди старшеклассниц, в университетах, стали популярны молодые военные. То есть они стали авторитетными. Это стали крутые пацаны.
Конечно, если пацаны, особенно далеко от Москвы, 200 - 300 тысяч рублей зарабатывают, то их и за деньги начинают любить, но а что плохого-то? Поп-звезд любили не за деньги, или сынков столичных фабрикантов? А эти парни зарабатывают профессионализмом, потому что непрофессионалов убивают. А он - молодец, состоялся, боец - офицер или сержант, он возвращается, на него уже смотрят: «Идет солдат по городу, и от улыбок девичьих вся улица светла».
- В общем, идут ребята скорее за славой.
- У молодых финансовый вопрос не стоит так остро. У старших - жена, дети, они тут же начинают покупать стиральные машины, еще что-то (в малых городках бум хозяйственных покупок). Молодого, который пойдет за стиралку воевать, мы плохо себе представим, хотя квартиры ребята покупают. Но первая мотивация все равно «пацанская», бойцовская: я пойду и докажу всем, что я крутой. И правильно делают.
А ЧТО ПОТОМ
Учиться придется неизбежно
- Государство делает ставку на ветеранов СВО в политике, в общественной жизни. А чего не хватает тем для их встраивания в гражданку?
- Чтобы все проекты, о которых говорят, были не частью пропаганды, а реальной жизнью. Если эти проекты и эти лифты во ВГИК, в Литинститут, в политику работают, то ничего делать не надо. Либо человек садится на лифт и едет, становится специалистом, либо он не едет.
Конечно же, многие не хотят учиться. Они просто считают: я воевал, я - право имею. И с этим столкнулись уже: заходит человек и говорит: «Короче, начну замгубернатора, а через полгода жду, что мне какую-то область предоставят». Есть такие, и этого тоже будет много.
После Великой Отечественной фронтовики вплоть до генсека дошли. И весь состав управления советской страной (и политический, и кинематографический, и литературный) был из фронтовиков. Но они все были абсолютные мастера. Бондарчук - фронтовик, но он Бондарчук, гений. И Бондарев, и Чухрай, кто угодно. Это гениальные люди, которые отучились, поэтому дали восхитительные результаты.
Поэтому я, пользуясь случаем, хочу обратиться к бойцам и офицерам. Ребята, я надеюсь, что лифты эти будут работать, и если не будут работать, значит, будем вместе добиваться того, чтобы они работали, обращаться к президенту, но учиться придется неизбежно. Потому что, если мы будем неученые, нас переиграют профессиональные чиновники либо всякая шушера кинематографическая и литературная, для которой важно доказать, что мы все, вернувшиеся с фронта, бездари, и нам просто места там нет. Самое дурное будет, если они окажутся правы.
МИСТИКА
Специальная военная операция XVII века
- У вас недавно вышел роман «Тума». Исторический - про XVII век.
- Роман-то про те же события, о которых мы говорим. Как было на самом деле:
Середина XVII века, на Украине Запорожская Сечь и часть Малороссии поднимают восстание против Речи Посполитой. Они 6 лет воюют. Конфликт был во многом религиозный и антикрепостнический - шляхта заколебала, но когда стали еще и храмы закрывать, это издевательство терпели-терпели, и началась война. Появился Богдан Хмельницкий, начали рубиться с Речью Посполитой. И все это время с самого начала обращаются к московскому царю и говорят: царь московский, возьми нас под свою руку. Он взял и ввел войска. Поначалу долбанули так, как в 2022 году, - дошли до Киева, до Львова. Россия испытала такое головокружение, что еще и начала со шведами воевать. И тут все пошло плохо. На правобережье потеряли все, потом - на левобережье. И так 12 лет. И тоже переговоры, переговоры, переговоры, «на фиг мы все это затеяли, эту чертову СВО (тогда это называлось не СВО), мы не справляемся».
Эта история происходила при участии Донского казачьего войска и большого национального героя - атамана Степана Тимофеевича Разина. Хотя у нас считается, что он был какой-то бандит, дикарь, но это был один из умнейших людей своего времени, очень удачливый полевой командир. И вдруг в какой-то момент в Разине что-то переключается, и он говорит: у меня есть претензии к нашему боярству - не к царю, а к боярству - и я хочу с бояр спросить, а с царем поговорить и донести ему некоторые вещи о неполадках на Руси. И начинается поход на Москву…
Даже не пытаясь увязать это с нынешними событиями, понятно, что это похоже на пережитое нами в последние 10 - 12 лет.
Я чем больше читал, тем больше поражался, что в каком-то смысле история России никуда не идет. Даже происходит все там же, где и я в свое время проходил, просто некоторые населенные пункты называются иначе - войска заходили там же, и выходили мы там же, и сражения на тех же самых местах. Занимался я всей этой историей лет, наверное, 30. «Благодаря» тому, что меня подорвали, у меня как раз появилось два года, чтобы этим заняться.
- А про СВО будете еще писать? Есть какие-то заметки, записки?
- Надо долги какие-то отдать.
С какого-то момента мы приятельствовали с Арсеном Павловым «Моторолой». И в какой-то момент он мне стал звонить чуть ли не ежедневно: приезжай, надо поговорить. И вот мы садимся, и он начинает мне рассказывать - час, два, три, четыре. Про свою жизнь, про события в Харькове, про события в Славянске, про донецкий аэропорт. И видно, что он хочет, чтобы я запомнил, а лучше, даже записал. И он вскоре погибает. Он точно знал, что у него жизнь заканчивается, и ему нужно свидетелей оставить. И он выбрал меня в качестве свидетеля. У меня есть, конечно, долг перед ним. Я знаю, зачем он мне это рассказывал. Мол, «замолви за меня слово, чтобы люди знали, как все это было у меня в голове».
Но не только перед ним. Конечно, мои товарищи, с которыми я все это дело зачинал, основная часть их погибла, начиная от Захарченко и заканчивая «Графом», «Кубанью», «Злым». Я окружен мертвыми. И далеко не про всех из них я рассказал то, что надо. Это должно как-то вызреть, как-то в голове сложиться.